Неточные совпадения
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью
снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких
толстых стен из кирпича, внутри стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось
снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках,
толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых
толстыми шапками
снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и двери домов похожи на карманы.
Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по
снегу на крышах ползли тени дыма, сверкали в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся обоз, темные маленькие лошади качали головами, шли
толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное глазам.
Пара серых лошадей бежала уже далеко, а за ними, по
снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно вытянув шею, шла на трех ногах и хрипела, а вместо четвертой в
снег упиралась
толстая струя крови; другая лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
Москва была богато убрана
снегом,
толстые пуховики его лежали на крышах, фонари покрыты белыми чепчиками, всюду блестело холодное серебро, морозная пыль над городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного серебра. Под ногами людей хрящевато поскрипывал
снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Потом он слепо шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве,
толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки, люди стали швырять в нее комьями
снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала пена.
Среди неровной линии крыш, тепло одетых
снегом, одна из них дымилась жидким, серым дымом; по
толстому слою
снега тяжело ползали медноголовые люди, тоже серые, как дым.
Остаток вечера он провел в мыслях об этой женщине, а когда они прерывались, память показывала темное, острое лицо Варвары, с плотно закрытыми глазами, с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые с правой стороны, они открывали три неприятно белых зуба, с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый
толстым слоем
снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над могилой, только что зарытой.
За окном буйно кружилась, выла и свистела вьюга, бросая в стекла
снегом, изредка в белых вихрях появлялся, исчезал большой, черный, бородатый царь на
толстом, неподвижном коне, он сдерживал коня, как бы потеряв путь, не зная, куда ехать.
Поэтому если
снег выпал рано, то по реке надо ходить осторожно, все время пробуя лед
толстой палкой.
Однажды, в будний день, поутру, я с дедом разгребал на дворе
снег, обильно выпавший за ночь, — вдруг щеколда калитки звучно, по-особенному, щелкнула, на двор вошел полицейский, прикрыл калитку спиною и поманил деда
толстым серым пальцем. Когда дед подошел, полицейский наклонил к нему носатое лицо и, точно долбя лоб деда, стал неслышно говорить о чем-то, а дед торопливо отвечал...
Если вдруг выпадет довольно глубокий
снег четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что нога зверя вязнет до земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но и всякими дворными собаками, а лис и волков заганивают верхами на лошадях и убивают одним ударом
толстой ременной плети, от которой, впрочем, и человек не устоит на ногах.
Свежевыпавший
снег толстым слоем, словно капюшоном, прикрыл юрты туземцев, опрокинутые вверх дном лодки, камни, пни, оставшиеся от порубленных недавно деревьев, и валежник на земле.
Отъехали мы верст десять — и вдруг гроза. Ветер;
снег откуда-то взялся; небо черное, воздух черный и молнии, совсем не такие, как у нас, а толстые-претолстые. Мы к проводникам:"Долго ли, мол, этак будет?" — не понимают. А сами между тем по-своему что-то лопочут да посвистывают.
В душе, как в земле, покрытой
снегом, глубоко лежат семена недодуманных мыслей и чувств, не успевших расцвесть. Сквозь
толщу ленивого равнодушия и печального недоверия к силам своим в тайные глубины души незаметно проникают новые зёрна впечатлений бытия, скопляются там, тяготят сердце и чаще всего умирают вместе с человеком, не дождавшись света и тепла, необходимого для роста жизни и вне и внутри души.
Меня поставили близ
толстой сосны, как раз шагах в восьми от вывороченного и занесенного
снегом корня дерева.
Человек в сером армяке, подпоясанный пестрым кушаком, из-за которого виднелась рукоятка широкого турецкого кинжала, лежал на
снегу; длинная винтовка в суконном чехле висела у него за спиною, а с правой стороны к поясу привязана была
толстая казацкая плеть; татарская шапка, с густым околышем, лежала подле его головы. Собака остановилась подле него и, глядя пристально на наших путешественников, начала выть жалобным голосом.
Оно было ниже земли, в яме, покрытой сверху
толстой железной решёткой, сквозь неё падали хлопья
снега и ползли по грязному стеклу.
Со свечой в руке взошла Наталья Сергевна в маленькую комнату, где лежала Ольга; стены озарились, увешанные платьями и шубами, и тень от
толстой госпожи упала на столик, покрытый пестрым платком; в этой комнате протекала половина жизни молодой девушки, прекрасной, пылкой… здесь ей снились часто молодые мужчины, стройные, ласковые, снились большие города с каменными домами и златоглавыми церквями; — здесь, когда зимой шумела мятелица и
снег белыми клоками упадал на тусклое окно и собирался перед ним в высокий сугроб, она любила смотреть, завернутая в теплую шубейку, на белые степи, серое небо и ветлы, обвешанные инеем и колеблемые взад и вперед; и тайные, неизъяснимые желания, какие бывают у девушки в семнадцать лет, волновали кровь ее; и досада заставляла плакать; вырывала иголку из рук.
Саженях в пяти от нас земля на большом пространстве была покрыта
толстым пластом чего-то густого, серого и волнообразного, похожего на весенний, уже начавший таять,
снег. Только долго и пристально всматриваясь, можно было разобрать отдельные фигуры овец, плотно прильнувших одна к другой. Их было тут несколько тысяч, сдавленных сном и мраком ночи в густой, тёплый и
толстый пласт, покрывавший степь. Иногда они блеяли жалобно и пугливо…
Заячьими капканами ловят норок по берегам рек. Изредка ловят и куниц, ставя капканы на
толстых древесных сучках и пришивая, для прикормки, кусок какого-нибудь мяса к полотну капкана; куница, попав в него, падает вместе с ним на
снег, и охотник сейчас найдет ее по следу.
Хорьки живут по полям в норах и в них выводят детей, числом от трех до четырех; вероятно, зимою земляные летние норы заносятся
снегом, и тогда хорьки живут в снежных норах или под какими-нибудь строениями: мне случилось один раз найти постоянное, зимнее жилье хорька под
толстым стволом сломленного дерева; он пролезал под него сверху, в сквозное дупло.
Отойдя шагов двести, они остановились и начали поднимать из
снега длинное, не очень
толстое бревно, которое до сей поры нам издалека нельзя было видеть.
В это время учитель занимается в тесной и темной школе. Он сидит в пальто, а ребятишки в тулупах, и у всех изо рта вылетают клубы пара. Оконные стекла изнутри сплошь покрыты
толстым белым бархатным слоем
снега.
Снег бахромой висит на потолочных брусьях и блестит нежным инеем на округлости стенных бревен.
— Тпру, тпру, тпру, — говорил он себе, падая и стараясь остановиться, но не мог удержаться и остановился, только врезавшись ногами в нанесенный внизу оврага
толстый слой
снега.
Ему не хотелось отвести глаз от звезды. Кто-то быстро прошел по улице, сильно стуча озябшими ногами по плитам панели и ежась в холодном пальто; карета провизжала колесами по подмерзшему
снегу; проехал извозчик с
толстым барином, а Алексей Петрович все стоял, как застывший.
Калитка — скрып… Двор темен. По доскам
Идти неловко… Вот, насилу, сени
И лестница; но
снегом по местам
Занесена. Дрожащие ступени
Грозят мгновенно изменить ногам.
Взошли. Толкнули дверь — и свет огарка
Ударил в очи.
Толстая кухарка,
Прищурясь, заграждает путь гостям
И вопрошает: «Что угодно вам?»
И, услыхав ответ красноречивый,
Захлопнув дверь, бранится неучтиво…
Снова плотным клубком серых тел катимся мы по дороге сквозь зыбкую пелену снежной ткани, идём тесно, наступая друг другу на пятки, толкаясь плечами, и над мягким звуком шагов по
толстому слою мокрых хлопьев, над тихим шелестом
снега — немолчно, восторженно реет крикливый, захлёбывающийся голос Гнедого.
Это была бабочка несколько менее средних, но и не маленькая; крылушки у ней круглые, как
снег белые, покрытые длинным пухом, который на голове, спинке и брюшке еще длиннее; на этом белом пуху ярко выдаются черные, как уголь, глазки, такого же цвета длинный волосяной хоботок,
толстые усики и ножки.
Кругом стало однообразно, бело, спокойно, и только миллионы снежинок, больших, плоских, пушистых, порхая и кружась, сыпались на воду, на весла, на лодку, на лица гребцов. Скоро края лодки, лавки, одежда побелели под
толстым слоем
снега.
Новый проводник был здоровенный парень с обмотанною вокруг макушки
толстою косою, с наглыми, чему-то смеющимися глазами. Он шел впереди обоза, опираясь на длинную палку, ступая по
снегу своими китайскими броднями с характерными ушками на тыле стопы. Было морозно,
снег блестел под солнцем. Дороги были какие-то глухие, мало наезженные. Далеко назади осталась железная дорога, по
снегу чуть слышно доносились свистки и грохот проходящих поездов. Наконец, и эти звуки утонули в снежной тишине.
Стояла страшная стужа.
Толстый слой обледеневшего
снега покрывал землю, заглушал и шум шагов. Двести гренадеров твердой поступью шли молча около саней Елизаветы Петровны. Они поклялись друг другу хранить полное молчание по пути и пронзить штыками всякого, кто будет иметь низость отступить хоть на шаг.
Она играет с колоколом. Она ловит его гулкие,
толстые звуки, обвивает их шипением и свистом, рвет, разбрасывает — тяжело катит их в поле, зарывает в
снег и прислушивается, склонив голову набок. И снова бежит навстречу новым звукам, неутомимая, злая и такая хитрая, как бес.